Букет ирисов

В детстве, когда мы с сестрами приезжали в деревню к бабушке, по субботам наводили порядок: мыли, скребли ножом некрашеные полы, полоскали водой листья фикусов, опрыскивали душистые герани, стоявшие в горшках на подоконниках, изо всех сил старались придать праздничный вид крыльцу, посыпая каждую его ступеньку свежей травой. Даже двор подметали. Запах полыни витал над нашими головами.

Но вот все уже сделано. Самая старшая из нас, Нюра, подала команду: надо идти за цветами! Почти бегом мы бежали за линию железной дороги, которая проходила перед окнами бабушкиного дома, чуть ли не у самых сопок. Между сопками и железнодорожной насыпью, на болотистом месте среди зеленых пушистых кочек, цвели крупные фиолетовые ирисы с бархатными лепестками. Сорвать их! Вот удивится наша бабушка. Она ведь не знает, наверное, что ирисы уже расцвели. Они такие прохладные, крупные, яркие. Одним лепестком, если его разомнешь пальцами, можно нарисовать себе усики.

Но пробраться к цветам не так-то просто... Подхватив подолы платьев, мы с Надей и Шурой забредаем в холодную илистую воду, полную лягушиной икры, осклизлых водорослей и плавающих на поверхности жуков-перебежчиков. Они щекочут ноги, но можно не обращать на это внимания, ведь впереди столько цветов.

— Смотрите, какой красивый! — и мы с Надей, перескакивая с кочки на кочку, срываем похожие на петушиные гребни, но только не красные, а темно-фиолетовые ирисы.

Дома для цветов уже приготовлена глиняная крынка.

— Ой, лягушка, лягушка! — Это Надя кричит. Она так боится этих зеленых пучеглазых жительниц болота. По вечерам они затевают неумолчное пенье. Уходя на ночевку в амбар, где всем нам вольготно на просторных нарах, мы долго рассуждаем о какой-нибудь прочитанной книге и засыпаем под лягушачий хор.

Все, что нарвали на болоте, мы соединили в один букет. Он получился высокий и пышный. Пусть бабушка посмотрит. Вон она уже идет от амбара, а мы, одна за другой, быстро убегаем в избу. И вдруг слышим требовательный зов:

— Девки! Нуте-тко, подьте сюда! — она позвала нас и не сразу заговорила.

Не поймешь — рада она или нет. Какая-то ехидная складка появилась около ее губ:

— На штё это вы столь их нарвали? — Помолчала. Смотрит то на крынку с цветами, то на самую старшую из нас. — А вот я и не похвалю вас. Уж было говорено: помногу цветов не рвите... — Устало опустив руки, бабушка присаживается на верхнюю ступеньку крыльца, и голос ее становится тихим. — Моя мамонька-покойница не велела мне набирать большие букеты. Говорила так, что грешно это. Слышите ли вы, девки?

— Слышим, слышим, бабушка, — отвечаем мы и смеемся...

Приносили потом букеты ландышей, ставили в кружки (вазочек не было), в железные банки из-под конфет. Срывали красные лилии-саранки, желтые «граммофончики» (красодневы), но не увлекались большими букетами, помнили бабушкин наказ.