Словесница Искусств

Недаром говорится, что встреча с думающим человеком подобна встрече с вулканом: издалека красиво, вблизи опасно. Я раньше не понимал эти слова. Почему опасно? А повстречался... и понял.

Ирина Оркина. Не стану перечислять всех регалий и эпитетов. Кратко: член Союза художников России, хабаровский керамист, график, поэт. Кажется, все. Хватит. С избытком хватит для одного человека. А ведь это еще не полный список. Она философ, философ-прозаик. Про каких еще заек, спросите вы. Про тех же. Про заек нашей трудной жизни.

Итак, встретил я Ирину Оркину, члена Союза художников России, хабаровского...(см. выше), и зашел у нас разговор о человеке, его сущности. Так послушайте, что Ирина сказала:

— Человек — это сито, процеживает мир через себя. Крупные дырочки — и в тебе лишь булыжник да гравий, мелкие — с тобой песчинки мыслей. И именно то, что осталось внутри тебя, и есть ты. Ты во всех проявлениях: в работе, в любви, в творчестве. Кто-то булыжником строит жизнь, а кто-то пеплом мыслей посыпает голову.

Да... сильно сказано. Так сильно, что сразу и не унесешь. По частям надо. Первая часть: Сито... Кажется, все понятно. «Все мы отражения мира и часть его. И от нас зависит, какими мы будем в этом мире». Идем дальше: булыжник... Наверняка это не марксистко-ленинское «булыжник — орудие пролетариата». (Кстати. Пролетариат — человек, вечно пролетающий при распределении). Это жизнь простого человека. И в этом нет ничего оскорбительного. У разных людей разные цели в жизни. Самая простая и, наверное, самая лучшая из них — это все то же самое триединство: посадить дерево, построить дом, вырастить сына. И на этой простоте многих из нас держится мир.

И последняя часть: посыпать пеплом голову. Жуткая картина. И уж совсем не завидная. К сожалению, так часто бывает, что люди творческие, которые постоянно на виду, занимаются этим неблагодарным делом. Пытаются найти что-то новое, открыть в себе и в людях иное и, находя в этом, теряют во всем остальном, в том числе материальном. (Я говорю не про политиков, те уж своего не упустят. Да и посыпают они голову лишь булыжниками. Причем булыжники реальные, а головы чужие).

Итак, вернемся к началу: «издалека красиво, вблизи опасно».

Издалека красиво. Да, красиво. Известный человек всегда на виду. Там выставка, там презентация. А где же опасность?

А опасность не в нем, а во мне. Опасность в том, что, заговорив с таким человеком, заражаешься одной интересной болезнью. Болезнью думать. Думалкой. Такая болезнь передается воздушно-говорливым путем. Поговорил, и все. Готов. Начинаешь думать. А что происходит во мне, а верно ли я поступаю? Вроде все это глупость, а как усложняет жизнь. Я это испытал на себе. Сначала было тяжело, а потом как-то прижилось. Человек ко всему привыкает.

Ирина же не привыкла. Как начала думать, так и думает до сей поры. И не намерена останавливаться, что очень опасно для окружающих. И все свои мысли, идеи выплескивает в творчестве. Потому и работы ее часто так сложны для понимания. Давно замечено: на выставке мимо работ Ирины или проходят быстро, даже очень быстро, или надолго останавливаются и смотрят, смотрят...

Так, Ирина недавно сказала, что стоит на распутье. Или продолжать думать, или немного умерить пыл. «Философия в изоискусстве, — говорит она, — вещь очень сложная и многими до сих пор не принимаемая. Люди, даже сведущие, привыкли, что думать их принуждают посредством печатных истин. В прямом смысле этого слова: литература — вот область философии. А изоискусство? «Что ты там у себя намудрил? Что философствуешь? Прямо Оркина».

А выбор состоит в том, что нужно делать работы проще для восприятия. Да и человеку часто необходимо просто отдохнуть, послушать музыку, посмотреть на хорошую картину, скульптуру. Не задумываясь. И не так задумаешься на работе, а дома хочется отключиться. Не думать, просто не думать.

И покупают обычные картинки, веселенькие китайские фотографии.

Так что же делать мыслящему художнику? Повеситься рядом с веселенькой китайской фотографией. Или делать что-то другое, простое и веселое.

Да, «проблема стоит чуть выше уровня притязаний и чуть ниже уровня жизни».

Что ж, вопрос ребром. Удержите ли вы его?

Евгений ОН

* * *
Не молчите в ожидании чуда.
Не ищите смысла в тишине.
Я Оттуда, я Оттуда!
Не мешайте оторваться мне!
Расступитесь. Видите, взлетаю.
Поднимите головы — лечу!
Я следы не заметаю,
Но вернуться не хочу.

* * *
Пронзительно на черном распишусь.
Оставлю яркий след
(Я ль не комета?)
И от земного тайно отрекусь
(В земное я давно уж не одета).

* * *
Судьба — возница,
Чужие заблуждения впрягла в повозку
И
По ухабам, рытвинам сомнений
Катит,
Давя пустую колею идущим следом.

* * *
Налиты солнцем Даль и Близь.
Не потревожат дум печали.
Безумную сиреневую Слизь,
Безумные сирени Источали!

* * *
Гордыня медленного солнца
И гордость утренних дождей
Стекают в мой сосуд — на донце
Кораллом становясь кровей.
Кровей тех сочных, но незримых
Великолепен хоровод,
Как неожиданно любимых
Незабываемый восход!

НЕ ЗНАЮ
Достаточно ль того, что,
Пролетая мимо,
Мне показала бабочка изящное крыло?
Достаточно ль того, что
Летний дождь игривый закончился давно?

Маяк кому-то светит
На дальнем берегу.
Костры огнями метят
Прибрежную дугу.

Ночных цикад беспечных
Не умолкает трель,
И сон, как тихий ангел,
Придет ко мне в постель.

Достаточно ль? — Не знаю.

* * *
Вы — параллельные миры
Мои вторые, третьи лица.
Я засыпаю, и мне снится,
Что с Вами я лечу.
И мы, наверное, едины,
И задушевней не найти,
Но тыльной стороной картины
К стене проложены пути.