Размышляя о причине веры

Дневниковая проза Вс. Н. Иванова

Всеволод ИвановВсеволод Никанорович Иванов (1888–1971), крупный писатель, мыслитель, верующий человек, в течение всей жизни размышлял о вере. Эта тема нашла отражение в произве-дениях «Сказание об Антонии Римлянине», «Рерих — художник-мыслитель», в романе «Черные люди», в газетных статьях и очерках, но первоначальный ход его мысли, «искание правды» мы находим в дневниковой прозе разных лет.

Вс. Н. Иванов понимал, что разные религии обладают «одним смыслом», как и разные языки, как разная еда, одинаково духовно питают человечество. В Новом Завете дается одно конкретное определение Бога: «Бог есть любовь», однако писатель по-своему определяет Бога. Он пишет: «Бог есть жизнь», «Бог — организующая сила мира». Как теист Иванов чувствовал, что люди «живут в живом мире» и верят благодаря «радости живому миру». Самое главное для него было то, что теисты обещают людям «конечные науки и вечную жизнь».

Иванов, исходя из этого, формулирует еще одно важное для его мировоззрения определение Бога: «Бог — это требование победы над смертью». Вера в бессмертие души для писателя-историка связана с христианским понятием «Царства Славы» и с размышлениями о памяти, о «неумершем прошлом», которое параллельно сосуществует с настоящим. «Царство Славы» для писателя как «сияние многочисленных личностей света, живущих в памяти, горний мир». Он считал необходимым постоянное обращение к образам, живущим в Царстве Славы, и подражание «огромному опыту людей, который остается в Царстве Славы», которое поможет улучшить настоящее. Рассматривая будущее своей страны, писатель видел возможность построения достойного будущего только через обращение к историческому опыту России, заложенному прошлыми поколениями.

Только прекрасное в жизни, в образах может сделать таковыми жизнь и людей. Иванов сравнивает появление настоящего, новой жизни, с вынашиванием и рождением ребенка матерью, которая, думая, представляя хорошее, подобное и рождает. В записных книжках писатель размышлял: «Огромный опыт людей остается в Царстве Славы, в образах преподобных, к[оторы]м должны подражать люди. И по этому Царству Славы, по нашим образам, и возникает потом улучшенная жизнь. Ведь рождает мать уродов, если беременной она испугается. Рождает она хороших, если думает хорошо. (...) Чем б[ольше] красоты в жизни, в образах, тем красивее люди, красивее жизнь».

Знание истории, историческая память человечества дает Иванову веру в свое бессмертие и в бессмертие человечества, позволяет ощущать связь с прошлыми поколениями и историческими событиями, так как «остается все, что мы пережили». В дневниковых записях он замечал: «Мы верим в бессмертие потому, что мы знаем, что мы уже были до нашего рождения, мы не понимаем, ведь как мы могли возникнуть из ничего». В другой записи Иванов подчеркивал: «Стоит только подумать, сколько красивых, добрых, умных, людей знал, сколько видел сияющих глаз, сколько теней окружает тебя, по сей день, сколько бесчисленных ликов теснятся в небесах „Царства Славы“, сколько благословляющих слов доносится из тел — и нестрашно идти вперед, тело как бы согревается, и переход в смерть — переход в Царство Славы».

Размышляя о причине веры человека, Иванов считал, что основы современной веры в Бога изменились, они отличаются от времени, когда Бога чувствовали в раскатах грома или «проходящих следах на сияющей горе». По мнению писателя, современники чувствуют Бога в Роке, который он рассматривает как «перерыв жизни, смерть, темную силу, тоже организованную, как жизнь». И единственная возможность двигаться во тьме — это «фонарь, свет, Бог», поэтому «верить в Бога значит быть за свет, жизнь, добро». Человек без веры, по мысли Иванова, не может быть праведником, поскольку «если праведное, то как-то верующее».

Отсюда и осознание веры как «откровение вещей невидимых (...), исполнение обещанного (...), чутье чего-то реального». Писатель отмечал, что «Бог есть дух... Есть свобода. Есть любовь», поэтому только вера может дать простор и свободу. Иванов понимал, что вера делает человека сильнее, притягивает к себе, он придерживался определения веры, данного А. П. Чеховым, что «вера — способность духа» и доступна только высоким организациям, хотя он и считал, что вера, «как слух — можно ее не иметь!». Мыслитель рассматривал «мир материализма» как «мир протяженный», безжизненный. Причины атеизма писатель видел в страхе, «боязни жизни в мире», желании управлять живым миром. Он сравнивал неверие человека в Бога с его неверием в женщину, которая «бьет по морде».

Веру в Бога как обещание Иванов для себя отождествлял с верой советского человека в коммунизм, но признавал, что они выражены «грубыми словами». В первые годы возвращения на Родину писатель хотел понять идеологию, советского человека, свою страну, которую он только начинал заново узнавать. В одной из дневниковых записей под названием «Искание правды» он сопоставляет православие и советскую власть и приходит к тождественности одиннадцати основных положений и внешних проявлений того и другого.

Особенно Иванов рассматривал веру «русских людей», понимая ее как «личные отношения с живым личным Богом», подчеркивая искренность и чистоту этой связи. Иванов размышлял об изначальном обеднении христианской традиции в России, но при этом усилении христианства «в духе». При этом, на взгляд писателя, вера в России не была всеобъемлющей и «оставалась народною, простой» и поэтому «отстала» от интеллигенции.

Писатель видел сохранение веры среди современных женщин и именно в этом усматривал причину того, что они «правят». Несколько записей он делает о вере и женщине. Для писателя очевидна взаимосвязь веры в душе женщины и ее любви к мужчине и наоборот, человеческая душа без святого — «пустая душа». Иванов спрашивает: «Разве можно любить женщину, которая ни во что не верит?» Еще в 1930-е годы в «Сказании об Антонии Римлянине» он создает образ Хариессы, женщины, «сосредоточенной в вере», любовь к которой приводит главного героя Антония к христианству.

Вера в Бога неотделима от обращения к Создателю, от молитвы. На взгляд писателя, ее можно сравнить с болью, с ее духовным осознанием, с собиранием и призывом «силы мира». Молитва позволяет ощутить, обнаружить в себе тающий огонь, «который хранится где-то от вечности в душе под мусором «мелких помыслов, мелких страстей».

Вс. Н. Иванов был по вероисповеданию православным, но в последнее десятилетие жизни пришел к старообрядчеству. В 1920–1930-е годы в Харбине писатель был знаком со старообрядческим священником, настоятелем Харбинского кафедрального храма Иоанном Кудриным. Он был наиболее публикуемым старообрядческим автором русской эмиграции в Китае. Ю. В. Крузенштерн-Петерец в своих мемуарах вспоминала, что о. Иоанн Кудрин «часто сиживал в кабинете» у писателя. Вернувшись на Родину, Вс. Н. Иванов состоял с Кудриным в переписке. Она также писала, что Всеволод Никанорович предложил ей, для того чтобы побывать в России, пойти в церковь к староверам.

Так, штрихами в дневнике 1947–1949 годов писатель записывает сомнения в жизнеспособности православия, которые он испытывал, вернувшись на Родину. Вс. Н. Иванов чувствует, что «православие оказалось задавленным, и на первый план вышел католицизм и протестантизм» и, описывая пасхальную службу в хабаровском храме, констатирует: «Кажется, кончается мой роман с православием. Ведь и оно-то чем-то виновато, раз народ от него ушел!». Истинность любого другого явления, процесса писатель проверял для себя, прежде всего, тем, как народ относится, понимает и чувствует их. В одной из записей он отмечает: «Официально народ не познаешь: у народа есть и история, и традиция. Не верят одиночки. Народ религиозен в целом, народ умен, как умна природа, а не как отдельный человек». Выразителем этого народного миропонимания для писателя становится протопоп Аввакум, один из основоположников старообрядческого раскола, к образу которого прозаик обращался в течение всей жизни, начиная очерком «Оправданный Аввакум» и заканчивая историческом романом «Черные люди». Он писал: «Русский народ безмолвствует, а ежели заговорит, то, как Аввакум».

В одном из писем он так определял свое отношение к старообрядчеству: «Числюсь и связан со старообрядцами, с их „бытовым исповеданием“, с их внутренней силой, которая не мешает историческому процессу». В дневнике, рассматривая и христианство с точки зрения старообрядцев, отмечает: «Христианство — это, прежде всего, радость. Так оно у старообрядцев православных».

Во многих подневных записях просматривается и тема взаимоотношений церкви и государства. Вс. Н. Иванов считал правильным обособленность церкви от государства: «Правы старообрядцы, не лезущие своей церковью в управление государством. Народ вообще не д[олжен] управлять г[осударств]ом — только путаница! Если разбирать грехи Распутина или Берии — доброго не выйдет. Государство — одно, дело немногих». Останавливаясь на отношении к религии в СССР, Иванов считал, что «нужна не вражда науки, а политика ума». Он размышлял о христианстве как о «бесконечном количестве мыслей, чувствований, домыслов, прозрений, душевных и духовных реакций миллиардных масс народа, его фольклора, его творчества, его дыхания». Поэтому пренебрежение, осмеяние и отрицание религии со стороны государства — «обижание простого народа», которое может привести к кровавым трагедиям. Писатель видит выход не в атеизме, а в терпимости.

Наталья ПОЗИНА

ИСТОЧНИКИ

  1. Иванов, Вс. Н. Записная книжка 1956–1957 г. ХКМ. Ф. 52, О. 78, Д. 72.
  2. Иванов, Вс. Н. Записная книжка 1961–1962 г. ХКМ. Ф. 52, О. 78, Д. 79.
  3. Иванов, Вс. Н. Письмо Вс. Н. Иванова Л. А. Зандеру. ГАХК Ф. Р-1103, О. 1, Д. 162, Л. 22.
  4. Крузенштерн-Петерец, Ю. В. Воспоминания / Ю. В. Крузенштерн-Петерец // Россияне в Азии. — 1998. № 5. — С. 25–83.
  5. «Непрерывное движение духа...» Дневник и записные книжки Вс. Н. Иванова. — Хабаровск, 2012. — 380 с.