Она говорила на языке цветов

Нелли Ивановна Патехина, Нелли, или просто Нелля, как мы чаще всего звали ее.

Кажется, я знала ее всегда. Большинству из нас многое дается от природы просто так, словно дар, о котором мы и не задумываемся, просто и стремительно проживая день за днем. Нелли за каждый день надо было бороться. Ее сердце билось с немыслимой быстротой при каждом резком движении или шаге, но при этом каким-то образом вмещало всех, кто ее знал. При такой уязвимости, тонкости и непредсказуемой протяженности жизни Нелли очень многое успела и смогла. Хотя, обреченная на неподвижность и замкнутость, казалось, должна была незаметно угаснуть.

Нелли Патехина осталась в памяти самых разных людей. Да для нее, в сущности, и не было людей «простых», неинтересных. Она быстро сходилась со всеми, создавая ощущение защищенности, внимания и тепла. Те, с кем она знакомилась в больничной палате, тоже становились ее друзьями.

Она работала, пока позволяли силы и после тяжелой операции, когда на короткое время возникла призрачная надежда на улучшение. «Никогда» — страшное слово, и Нелли постоянно, при каждом вдохе чувствовала, как сильна ее болезнь. Были долгие месяцы, проведенные в квартире, когда не было сил пройти несколько ступеней и посидеть с альбомом и карандашом в руках на скамеечке под тополями во дворе.

Она рисовала «мягкими материалами», часто используя сангину, уголь и пастель, много писала «спешащей» и «текучей» акварелью. Конечно, Нелли могла реализовать себя и в других техниках, создавать большемерные, крупные композиции, были бы силы держать кисть и карандаш. Ее миром на долгие годы стало пространство небольшой комнаты, где рядом с кроватью на столике всегда лежали лекарства, а в окна смотрели высокие тополя. Когда было совсем тяжело, коробочки, пузырьки и скляночки становились безотказными натурщиками, тогда появлялась россыпь набросков с ними.

Летом тополя, словно занавес, притеняли распахнутые окна и скамейку, до которой нужно было еще добраться, а если оставались силы, рисовать соседских ребятишек, деревья, травы и цветы. Годами видеть из окна один и тот же двор, зачастую недосягаемый даже летом... Какие разные получались на ее этюдах эти старые тополя с обломанными ветвями: то в естественной черно-белой графике зимнего дня, то в теплых лучах угасающего солнца.

Одни и те же стены — со старинными часами, увешанные работами; папки с акварелями и набросками на столе.

Как это могла делать Нелли? Просто, видимо, ее слабое тело имело большую душу, в которую она вмещала и всех нас, и безмерное желание творить. Как мог обреченный на страдания человек поддерживать и утешать нас, а главное, всегда помнить о нас? Душа, открытая миру.

Те, кто близко не знал Нелли, увидев ее работы на персональной выставке в Дальневосточном художественном музее, а затем и в галерее «Арт-подвальчик» Хабаровского краевого фонда культуры, говорили об ощущении покоя и гармонии, удивляясь той простоте и естественности, с которой она, используя возможности акварели, писала свои мотивы. За этой кажущейся простотой дар большого и чуткого мастера.

Нелли любила и понимала цветы, тонко чувствуя их душу, состояние, настроение. Всегда расстраивалась, если не было сил держать в руках кисть, чтобы написать угасающий букет. Цветы, самые разные, полевые и садовые, были для нее желанным подарком. Натюрморты с цветами, наполненные светом и воздухом, такие простые и такие разные по настроению: то светлые и радостные, то тревожные и печальные, с поникающими лепестками, написанные на одном дыхании. Нелли часто экспериментировала, стараясь найти для каждого букета или цветка наиболее выразительный прием выявления формы.

Книги, журналы, альбомы, принесенные Сашей Лепетухиным, наполняли жизнь, небогатую событиями, новыми впечатлениями и встречами. Иногда Нелли рассматривала маленькие альбомные репродукции с лупой, желая уточнить какую-то деталь. Ведь ей как художнику очень не хватало живого видения и общения с искусством, возможности побродить по музею.

Она много читала, была интересным собеседником, всегда находилась в курсе художественной жизни города, хотя источником информации были лишь телевизионные репортажи с вернисажей да обсуждение увиденного глазами друзей по телефону. Ей были всегда интересны суждения других людей, не раздражало несовпадение мнений и пристрастий. Собственная творческая работа, несуетность, склонность к размышлению, природный художественный вкус сделали Нелли хорошим ценителем искусства.

Рассматривая и обсуждая творческие работы, она всегда оживлялась. Художественные предпочтения Нелли отличались широтой и свидетельствовали о глубоком и личностном понимании древнерусского, классического и современного искусства. Она делала интересные замечания по поводу технических и композиционных приемов традиционной китайской живописи жанра «цветы-птицы». Мысль яркая, не закосневшая, свободная, делала ее суждения интересными.

Потом пришло увлечение флористикой. У Нелли было свое понимание возможностей этого материала. Она избегала банальных композиционных ходов и приемов, имитирующих станковую живопись. Травы и листья, подобранные с тактом и вкусом, создавали ощущение бескрайних просторов или ассоциировались с формальными поисками. Листья и стебли словно хранили дыхание осени, но были, к сожалению, слишком хрупким материалом. Кто еще кроме Нелли в наше время Интернета и электронной почты мог бы прислать открытку, сделанную своими руками из сухоцветов! Маленький, хрупкий, рукотворный дар.

Каждая встреча с Нелли обязательно сопровождалась показом своих этюдов, акварелей и рисунков, сожалением о том, что многое сделать не удается. Каждая встреча — это воспоминания о студенческих годах на художественно-графическом факультете, о пленэрах и поездках по отдаленным селам. У Нелли всегда было чувство тепла и благодарности к тем, кто учил ее, и тем, с кем впоследствии ей довелось недолго работать.

Ей было отпущено так мало, но в этом малом она смогла многое увидеть, о многом рассказать и многому нас научить. Она была открыта миру, открыта каждому из нас и состоялась вопреки всему.

Состоялась как большая личность и замечательный художник.

Виктория ШИШКИНА,
искусствовед, кандидат наук, член Союза художников России