Легенды, предания, сказки отражают историю и мировоззрение народа, создавшего этот уникальный культурный пласт. Есть очень древние повествования, не затерявшиеся во времени, и на них держится родовая память. Другие появляются в наши дни, представляя современный взгляд на духовные традиции предков, но в них по-прежнему сохраняется связь поколений. Игорь Васильевич Чечулин пишет сказки своего народа — ульчей, используя при их создании самые разные источники, обращаясь к воспоминаниям пожилых людей. А еще он пересказывает истории, услышанные в детстве от мамы, которая, в свою очередь, узнала их от своих бабушек. Так этнические сюжеты обретают новую жизнь.
Тукс
а
Дело было так. Зима подходила к концу, солнышко Сиун стало сильнее греть, снег симата начал таять, наступила весна ненгне. Теплее на улице, ветер хэдун уже не так обжигающе дует в лицо холодом. Лед на великой могучей реке Мангу (так ульчи называют Амур) исчез, и наступило наконец долгожданное лето.
В одном ульчском стойбище в одинокий домик хагду, расположенный на самом краю, однажды кто-то постучался. А может, это просто ветер ветками деревьев играл, и раздался едва слышный стук: кутух-кутух... А в доме том жила одинокая женщина эктэ, звали ее Гало, и совсем никого у нее не было — ни мужа, ни подруг. Родные жили в другом стойбище и очень редко к ней наведывались в гости. Поэтому Гало была несчастна и больше всего мечтала о ребенке.
Женщина с самого детства сама себя обеспечивала пропитанием. Рыбачила сетями адули со своей деревянной лодочки угда, иногда ходила на охоту, добывала зверя, собирала ягоды и черемшу. Готовила вкусные блюда соли и моси, заготавливала из горбуши и кеты юколу — макури, нгалму. Резала талу из замороженной рыбы, особенно любила из сазана, ленка или сига. Вкусным получался рисовый отвар баду с красной икрой или горохом, пшенкой, травой баха. Из рыбьей кожи шила себе крепкие халаты и обувь пондо, делала ковры с орнаментом из лоскутков материи. Одним словом, мастерицей была. А еще Гало очень любила петь, и вечерами можно было услышать ее красивый, звонкий, но такой печальный голос.
И вот раздался стук в дверь, женщина вышла на улицу и увидела испуганного зайчонка тукса. Он уже хотел убежать, но почуял запах свежей лепешки эпэ, которую хозяйка держала в руках. Гало пожалела зайчонка и осторожно кинула ему лепешку, а тот схватил ее и был таков, лишь заячьи пятки сверкали. На следующий день примерно в то же время снова раздался стук. Женщина подумала: «А может, это снова тукса? Выйду-ка, посмотрю». Так и есть, рядом с выходом из дома сидел тот же зайчонок. Видимо, запомнил доброту Гало. Она угостила его едой, на этот раз кинула еще и вкусной травы. Зверек взял угощение и опять быстро ускакал в лес. Так одинокая женщина обрела нового друга. Сначала не задумывалась о том, кто это в гости к ней ходит, но потом забеспокоилась: а вдруг это лесной дух? И хорошо это или плохо для нее?
Зайчонок Тукса все лето прибегал за угощением, а осенью вдруг исчез. Женщина стала скучать и печалиться: может, его нет уже в живых? И как-то даже подумала: эх, если бы это был ее ребенок пиктэ, ее сын! Она стала бы любить его, баловать, вырастила помощником, научила рыбачить, охотиться, собирать ягоды — словом, всему, что знает и умеет сама.
Однажды холодным зимним ветреным вечером кто-то постучал в дверь. Гало вышла, и на входе увидела того самого зайца, разве что теперь уже в белой шубке. Он подрос, но выглядел очень худым, видно, что замерзал. Она взяла его на руки, занесла в дом, постелила ему, положила рядом пищу и питье, а сама, усталая, легла спать. Этой ночью ей приснился очень странный сон: маленький мальчик назвал ее во сне мамой и сказал: «Я пришел к тебе жить, воспитывай и расти меня». Наутро, проснувшись, Гало обнаружила на месте, где уложила спать зайчика, маленького мальчика — младенца. Он был очень на нее похож, и стало ясно, что сон каким-то чудом стал явью, как она и мечтала. Назвала его Тукса, в честь зайчика, сшила из рыбьей кожи одежду тэтуэ, смастерила люльку.
Прошло время, Тукса вырос, стал сильным и смелым, научился рыбачить, строить дом и лодку, стал защитником своей матери и хорошим охотником, только зайцев никогда не трогал. Взял себе в жены самую красивую девушку из соседнего стойбища, и родилось у них много детей. Гало очень гордилась своим любимым сыном. Жители стойбища тоже стали уважать молодого охотника и рыбака, добытчика.
С тех пор нани незаконнорожденных детей называют «тукса».
Ниңма. Тукса
Дā хад’зилати... Тувэ бичини. Сиу нямавлд’зи гарпавлувха, симата унд’зулухэ, эл ңэңэд’зухэ. Бала нямавли очини, нямавли хэдуни дэрэгвэни.
Булчулухэни. Д’зувэ Маңуду унд’зухэни, хавлэ д’зуад’зухэни. Нāн’и гасан дуэдуни ум хагдукан бичини, эмдэ ңуйну ти хагду учэвэни пāтичаңдахани, ан хэду мō сувэсэлд’зини хупум октисини билэ: кутух-кутух...
Дā хад’зилати... Ти хагдуду ум эктэ эмкэ бичини, нāн гэлбуни Гало, нāн маңга мурум гасам мэн пиктэд’зуй бакичам бичини, эдидэ ана, д’зесилдэ ана, нāн пасални гой гасанду бичити, эмдэ-эмдэ уйялпачуми. Ти эктэ н’учкэ лэпэк-мэн энд’зэхэнд’зи мэпи мэнэ хорчихэни, бутахани мэн адулд’зи мōма угдад’зи, эмдэ-эмдэ бэйчэңдэсуй, усэлтэсэлвэ вāри, пāлдуни гэлбэңдэсуй бичини сэд’зухусэлвэ, судуливэ. Нāн’и д’зэпултэсэлвэни кэт намтиңга анд’зуй бичини: солива, мосива, увуруд’зи, силчид’зи тэс малху макурисалва тэли бичини, сиңгун’чи уйяд’зи, сауд’зи, немод’зи талава д’зури бичини. Бадува ун’уруд’зучу хэни хандубэлэд’зи, согд’зё будад’зи, турид’зи, свактад’зи — эвхэхэд’зи, силчи, увуру, дава турсэсэлд’зини. Сугдатасали сугбуд’зини анд’зуктахани тэтусэлвэ, утасалва, пондосалва чупал иргалами. Хадасусалва тэс намтиңга тарачуми бусусэл пасисалд’зини урпихэни. Ти эктэ тэс ларги калмад’зя бичини. Гало яям улэсихэни тāу сиксэн, сиксэн яяхани соңгомсуми-дэ. Нāн хагдун учэвэн ңуйну пāтичалухан, ти сесиван дōлдара, эктэ учэвэ ниңдэхэн, ичин — ңэлэктэ нучи туксакава, эл тучад’зучухани, эпэ пувэн ун’эхэн, д’зэмсум каурдзяхани. Эктэ ти туксакати бухэни ум капа эпэвэ, туксака лапатак д’запара чуп тучад’зухани. Делан инэңи гучи ти эрунду эктэ учэвэн пāтичаңдахани, эктэ муручихэни: «Ан ти туксака дичин билэ!». Эктэ бāти ңэхэн, туксакава ичэхэн, бухэни амтавли свактава, туксака свактава д’запара чуп тургэн тучад’зухани. Эмкэ би эктэ мэн д’зейд’зуи бакахани, тара муручихэни: «Саңна, Дуэнтэ эд’зэни минти пуликтин’и билэ! Улэну-кэвэну?» Туксака д’зува холум д’зэмдэсум пуликтэхэн эктэбэни, болог-дэл чуп кэвэнэхэни, эмкэ би эктэ д’зонд’зухэни, муручихэни: «Уйуну ти туксака?» — мэн мурум дōлани муручихэни: «Мин пиктэи бимчэни, би нāмбан тэс гуд’зэлэси, хайва-дэ гэлин бимчэн нāндуни чупал бурилэхэм, нāмбан урэвэнди, уд’зичи, дāи опувчан, нāмбани татучи бутавами, бэйчивэми, сэд’зухэсэлвэ гэлбэсувэми».
Дā хад’зилати... Эмдэ нуңдувли хэдунчу туэри сиксэ ңуйну учэвэн пāтичаңдахан. Гало бāти ңэхэни, ичэхэни туксакава чагд’зя урунчу, амба дāи урэхэни, хумду, нуңдусум илсихэни. Ңалаван д’запара мэнти ивуд’зухэни, сэктихэни акпамдан, д’закпадуни нэхэни д’зэпувэ, мȳвэ, тара ядара эктэ акпанчини. Долбо толчинду ичэхэни, н’учи пиктэ нāмбани эн’э вэнчини, мимбэ урэвэнди, уд’зичи, би сӣнти биң-дэм дичимби. Тимай бāла Гало сэнэхэни, ичэхэни: туксака авхан бāду н’учи пиктэ авлачини, балдахан эктэ мыч бини. Пиктэвэ гэлбулэхэни Тукса. Пиктэ тэтуд’зэни урпихэни сугдата сугбуд’зини, анд’зухэни умувэ.
Дā хад’зилати... Амбā горо эрун сихэни, Тукса урэхэ, маса мэргэ очини.
Эси мэнэ бути, бэйчи, сэд’зухэсэлвэ гэлбэсуй, хагдува, угдава анд’зукти, мэн энби канд’зуй, туксасалва бэйчэсини. Нāн асилаханичу ларгичу гуд’зук’удувли эктэд’зи гой гасанчава, тисалду балдахати малху пурули. Гало гучи ум гасанча чупал тэс салихати, тэс д’зэрихэти мэн мэргэңгуи. Нāн’и дōлони гойнид’зи бакавха пиктэвэ гэлбулэхэти «тукса».
Как нани за красной смородиной ездили
Давно это было. Об этой истории мама моя Татива мне в детстве рассказывала, ей рассказала ее мама Тумэкэ, а та, скорее всего, слышала от прабабушки Конго дады.
В тот год, нани говорят, весной черемуха очень пышно цвела, на берегах Мангу багульник очень красиво и нежно распустил свои цветы. Летом в реке было полным-полно красной рыбы сильчи, а осенью кеты дава. Словом, богатый год на лесные и речные дары.
Однажды в ульчском селении женщины договорились на лодке съездить на другой берег, собрать красную смородину, детишек-сладкоежек порадовать, да и самим попробовать. Рано-рано утром, даже светать еще не начинало, столкнули лодку на воду, сели за весла и стали переваливать на противоположную сторону реки — только слышен был скрип весел: кунги-кунги...
Скучно стало женщинам, и стали они петь песни, их звонкие голоса далеко разнеслись по просторам широкой Мангу. Почти добрались до места, да вдруг налетел верховой ветер, нагнал волны, с весел на женщин полетели брызги свежей воды. Вдруг рядом с лодкой из воды, среди волн, показалась темная и страшная морда неведомого животного — чудовища, а может быть, речного духа. Сильно испугались женщины, растерялись, кто-то даже заплакал.
Тут самая умная из них закричала: «Это речной дух Муэ Эдены на нас гневается! Видимо, кто-то из нас согрешил, надо задобрить его. Давайте кинем ему самую толстую женщину, и тогда все остальные останутся жить!» Сказано — сделано: схватили самую полную по имени Лэбэ и выкинули ее за борт. Надо сказать, что нанинские женщины в том селении с детства умели хорошо плавать, и Лэбэ не растерялась, поплыла в утренней тьме к берегу, ругая на чем свет стоит своих попутчиц. «И не такая уж и толстая я! Вот вы мне попадетесь, такие вы сякие!» — кричала она.
Но дело сделано, и речной дух, приняв жертву, пропал в речной воде, но через некоторое время страшная голова вновь всплыла с фыркающими звуками недалеко от лодки. Женщины в ужасе, но в этот трудный момент самая хитрая из них, а она все никак не могла найти себе мужа, воскликнула: «А давайте мы водному духу самую красивую из нас отдадим, и тогда он от нас отстанет!» Схватили самую красивую девушку Аёнку, а та, оказавшись за бортом, сначала просила подружек поднять ее обратно, но потом тоже со слезами и ругательствами поплыла к берегу.
И в третий раз речной дух появился рядом с лодкой. Набравшись храбрости, самая скромная и тихая девушка, которую в стойбище другие женщины часто обижали, сказала: «Ничего не помогает, думаю, надо избавиться от самой вредной из нас, и тогда Муэ Эдены исчезнет. Я знаю, кто нагрешил, из-за кого у нас неприятности». И с этими словами столкнула в реку самую вредную, сплетницу и жадину Нидэ. Долго еще раздавались над рекой ругательства плывущих к тому берегу Лэбэ, Аёнки и Нидэ, но, как ни странно, они остались живы, речной дух никого не забрал. Вот только как им теперь вернуться обратно?
А лодка с оставшимися женщинами пошла намного легче, перепуганные, они решили вернуться обратно в селение без ягоды. На берегу встретили мудрого старца по имени Гапчи, пожаловались ему, спросили совета, и он сказал: «Зря вы испугались. Судя по вашим словам, это, скорее всего, была речная черепаха. Ее панцирь в темноте можно спутать хоть с чем. Надо плыть на тот берег, забрать наших». Мужья выброшенных за борт женщин съездили за ними, привезли в селение, а черепаху никто больше не видел.
Лэбэ, Аёнка и Нидэ с тех пор подружились между собой, а с другими женщинами рассорились и больше никогда не ездили на лодке за красной смородиной.
Ниңма. Хони нāн’исали нэликтэвэ гэлбэсухэти
Дā хад’зилати... Балана бичину, эй алдукава мин энби Татива алдачихани, нāнтини-гдэл нāн энин Тумака алдачихани, нāн-гдэл ти алдукава долдихани мэн Коңго дадаңгула.
Дā хад’зилати... Ти ан’ан н’эңнэ кэт улэ син’эктэ силахани, Маңгу сапси керадуни нёдулд’зи сэңкурэ мэн силаи силаванчини. Д’зува Маңгуду туми силчи солод’зухани, боло-гдэл дава туми солод’зувани, чупал ичэву, кэт барачупсули бичини н’исэлдони. Дуэнтэду-гдэл сэд’зухэсэли туми хурхэ, ти ан’ан тэс байа бичини, сугдатасалд’зи, усэлтэсэлд’зи.
Дā хад’зилати... Эмдэ нāн’и экэсэлн’и угдад’зи нэликтэвэ гэлбэм д’зомбухати, пурулбэ, мэнэ д’зэбди. Тимай бāла, тыны гивандудиндуни нāн’и экэсэлн’и угдава анара, геулуми давухати бад’зити, долдуву бичини геули сесивани: куңги сар-куңги сар. Ңэнэм-дэ экэсэли пучуйсулэхэти, яямар д’зомбухати, чау яивати хайки-дэ хум Маңгуду долдув очини. Бад’зива эл исидути, элэкпэл хавнчину маңга кала хэдуни тучухэни, Маңгуду вāми ватасали ваталухати, геулуми мочовли очини, мȳ бусар-бусар н’исэлвэ чикпаванчини. Ан, ти ватасали алданькини агбунчини ңэлэпсули сахари хура, усэлтэ-дэ биси хайну мȳ амбани! Экэсэли тэс ңэлэхэти, соңгини-дэ соңги, пулахум-дэ пулахи, пан экэсэли дэң-дэң очити. Ум мурунчу эктэ пулахулухани: «Эй Мȳ эд’зэни билэ, хайми мунти тагдаханкэ, ңуй хайва орки таханкэ? Нāндуни бурисо чу буд’зу эктэвэ, пулэ дэрэд’зэхэ экэсэли уйу осубдати!» Чу буд’зу эктэ, гэлбуни Лэбэ, тива д’запара мȳбэн д’зололахати. Нāн’и экэсэлн’и чупал павруми утилэхэти, ти эктэ мȳлэм кэвэ, госилам ти экэсэлвэ, ти павруми ңэнэхэни сапси кератини. Эктэ мурахан: «Би мэнти д’зид’зурэ сумбэ манад’зулам!» Мȳ амбан ти эктэвэ бакара чуп мȳ дōтини ид’зухэни, хэрэ бипэ гучи агбунд’зухани. Экэсэли тэс ңэлэхэти, чу арганчу эктэ, эди-дэ ана вэнчини: "Гэ, эси мȳ амбатини бурису чу гуд’зукудувли эктэвэ, тара д’запахати чу гуд’зукудувли эктэвэ, гэлбун Аёнкава, д’зололохати мȳбэн. Мȳти тукухэ эктэ соңгичам гэлэхэни д’зесилби угда дōтини тванд’зубдати. Д’зесилн’и хэмэ-хэмэ бичити. Таңгад’зам, Аёнка паврихани сапси кератини, госилами. Бэктэ бипэ, илий мȳда гучи агбунчини ти Мȳ амбани, хэмэ-хэмэ бичи эктэ вэнчини: «Эси чу орки эктэвэ бурису, ти эктэ хэсэ бэдэкэ, ңуйвэ-дэ таундаси, досод’зяси, ти эктэ гэлбуни Нидэ. Ти эктэвэ д’запара, мȳбэн д’зололохати. Нидэ тэс мурам, госилам паврихани сапси кератини Лэбэбэн. Лэбэ, Аёнка, Нидэ илсихэти сапси керан надуни бад’зи калтад’зилан уйу, айаканд’зида. Угда дōлон дэрэд’зэхэ экэсэли, мэнти хамаси геулуми хумбурувлд’зи д’зид’зухэти гасаңгути, тōити хакухати. Ти эрунду вайла илсихэни удинэхэ, мурунчу мапа, гелбуни Гапчи. Д’зид’зухэ экэсэли угдад’зи хулундэрэ мапати алдачихати, ичэхэмби ңэлэпсули Мȳ амбавани. Мапа вэнчини: «Су бай ңэлэчихэсу, ти бай Маңгу айани!» Бад’зила дэрэд’зэхэ экэсэлвэ, эдисэлн’и угдад’зи ңанд’зухати. Таванчэ Аёнка, Лэбэ, Нидэ эмэд’зулэхэти мэн дōло, нам-бат мȳбэн нялаха экэсэлд’зи сорира, ти бад’зунахати. Тисалд’зи хал-дэ гэсэ гэлбэсусти сэд’зухэсэлвэ.
Игорь ЧЕЧУЛИН
Перевод на ульчский язык Светланы ДЕЧУЛИ
