Словесница Искусств

В 1949 году в издательстве «Советский писатель» под редакцией Константина Симонова вышел роман Василия Ажаева «Далеко от Москвы» под грифом: «Решением Совета Министров Союза ССР Ажаеву Василию Николаевичу за роман „Далеко от Москвы“ присуждена Сталинская премия первой степени за 1948 г.».

До этого главы романа печатались в журналах «Дальний Восток» и «Новый мир». В конце 40-х годов прошлого века книга Ажаева стала подлинным бестселлером соцреализма, школьники тех лет, наверное, хорошо это помнят. Книга была не менее обязательна и популярна, чем «Как закалялась сталь» Николая Островского. Причем ее одобряло не только партийное руководство, но любил широкий читатель. За романом последовал кинофильм (1950). За полвека роман Ажаева издавался бессчетное количество раз огромными тиражами. Были и подарочные издания с красочными иллюстрациями, были и аскетически строгие, как, например, в серии «Мужество» Хабаровского книжного издательства. Интересно, что текст от издания к изданию менялся, так что трудно назвать канонический вариант этого романа.

В новейшем словаре «Биографии» Василий Ажаев представлен как автор романа «Далеко от Москвы», в котором «тяжелый труд заключенных на строительстве нефтепровода в тайге в годы Великой Отечественной войны изображен как трудовой подвиг свободных людей...»

В журнале «Новое литературное обозрение» (№ 40, 1999 г.) говорится о том, что история написания обоих произведений (имеются в виду романы Н. Островского и В. Ажаева) такова, что их создание заключалось не только в работе конкретного автора, скорее всего, это был результат коллективного моделирования, осуществляемого с помощью многочисленных редакторов. В результате редактирования оба романа превратились в образцовые тексты и стали на многие десятилетия моделью прозы соцреализма.

Однако если отвлечься от жестких оценок, сложившихся уже в постсоветском пространстве, и вглядеться в реальную историю литературы, то надо признать, что у этих книг есть своя судьба, не предусмотренная политическими вождями. Перечитывая сегодня роман Василия Ажаева, прежде всего можно увидеть, что у автора свой писательский почерк, что говорит он с читателем не на языке власти, а на своем собственном языке (разумеется, в рамках советского мировоззрения). Он очеловечивает эту систему изнутри, создает свое «Сказание о земле дальневосточной» — с добрым юмором и сочувственно-восторженным отношением к труженикам тыла.

«Воевать надо там, где тебя поставили старшие товарищи. Наше боевое задание отстаивать Москву на берегах Адуна», — убеждает московского инженера Алексея Ковшова парторг Залкинд. Оказывается, Адун, он же Адун-батюшка — это Амур. Так же зашифрованы в романе Ажаева другие географические точки: нужно доставить нефть по нефтепроводу с острова Тайсин (то есть Сахалин) до города Новинска (а это Комсомольск-на-Амуре). А руководство края находится в городе Рубежанске, который легко можно узнать по краткому описанию: «Отсюда, с высоты пятого этажа, был виден весь город, привольно раскинувшийся на сопках. Крутонаклонные улицы его щедро освещало солнце, на крышах домов блестел снег. Широкий Адун полукругом охватывал город, и серое пространство замерзшей реки простиралось до горизонта». Быть может, псевдоним для Хабаровска навеян названием журнала «На рубеже», который издавался в нашем городе? Или же тем очевидным обстоятельством, что автор не мог написать всей правды о лагерях и зеках, которые трудились на строительстве?

Но он сумел сказать очень много и о другом. Недаром Д. Гранин в предисловии к изданию 1989 г. заметил, что роман неожиданно приобрел историчность. В самом деле, едва ли современный читатель сумеет осилить это объемистое (700 страниц) повествование с множеством сюжетных линий и персонажей. Но для историка вообще и историка литературы особенно произведение Ажаева интересно, притягательно и даже загадочно.

Как и судьба самого автора знаменитого романа. Ведь Ажаев прибыл на Дальний Восток не по своей воле, а в качестве репрессированного — в вагоне с тюремными решетками на окнах и парашей в углу. Это произошло в 1935 году (по-видимому, на волне репрессий после убийства Кирова). Он отдал этому краю 15 лет своей жизни: работал сначала как зек, потом вольнонаемным, прошел путь от землекопа до инженера. Ажаев был талантлив в строительном деле (до этого уже имел опыт работы на химическом производстве в Подмосковье). Одновременно он начинал как прозаик: в 1934 году в журнале «Смена» был напечатан его первый рассказ «Пять лет жизни»; учился в Литературном институте им. Горького. Оказавшись в таежной глуши среди строителей нефтепровода, Ажаев сумел реализовать себя не только как инженер, но и как писатель. Написал здесь свою главную книгу. Не только выстоял, но победил — счастливая судьба для того времени.

Ажаев постепенно вписался в Хабаровскую писательскую организацию (а ее представляли в то время такие известные имена, как Николай Задорнов, Петр Комаров, Дмитрий Нагишкин) и стал ответственным секретарем журнала. О первых чтениях рукописи романа, еще не имевшего названия, вспоминает Юлия Шестакова: «Василий Ажаев внимательно слушал замечания товарищей, записывал то, что ему казалось важным. Порой обсуждения выливались в бурные и долгие споры, после чего автор спокойно собирал листы своей рукописи, складывал в папку и говорил, что услышал много полезного для себя и намерен продолжать работу дальше. Так было несколько раз до того, как в 1946 году журнал «Дальний Восток» начал публиковать первые главы романа «Далеко от Москвы».

Чтобы проследить литературную технологию конца 40-х прошлого века, обратимся теперь к воспоминаниям Константина Симонова, который заметил публикацию в «Дальнем Востоке» и пригласил автора в Москву. Здесь, уже в редакции «Нового мира», продолжилась работа над романом будущего лауреата Сталинской премии. «Мы встретились с человеком, очень твердым в своих взглядах и в то же время очень восприимчивым ко всем тем дружеским советам, которые помогли ему сделать свой роман более цельным, строгим и стройным, — пишет К. Симонов. — Он порой шел гораздо дальше, чем мы ему предлагали, писал новые главы и куски, в итоге составившие чуть ли не четверть того окончательного варианта романа, с которым познакомился потом широкий читатель... Есть авторы, которые больше всего любят себя и свою рукопись. Ажаев любит ту жизнь и тех людей, что стоят за этой рукописью». Итак, четверть окончательного варианта составили переделки и дополнения. Если сравнивать журнальный вариант с книжным, их различия бросаются в глаза. Изменены прежде всего имена многих героев: Алексей Первов стал Алексеем Ковшовым, Абрам Израилевич Залкинд — Михаилом Борисовичем, а Кузьма Кузьмич Туполев превратился в Кузьму Кузьмича Тополева. Если сравнивать тексты отдельных изданий, в том числе посмертных (Ажаев умер в 1968 году), то легко можно заметить, что этот текст приглаживался в угоду политической конъюнктуре. Так, в бамовском издании романа 1976 года в главе «Утро седьмого ноября» опущены наиболее эмоциональные пассажи про то, как строители слушают по репродуктору речь вождя.

Известно, что в конце жизни Василий Ажаев написал роман «Вагон», который, однако, был опубликован в «Дружбе народов» лишь 20 лет спустя. Здесь описывается, как «вагонзеки» едут в тюрьме на колесах, как включаются в строительство БАМа. «За что же вы меня замкнули, заточили, замуровали?» — размышляет молодой, ему всего лишь 19 лет, Митя Промыслов. Конечно, в нем угадываются автобиографические черты. Он, как и молодой Ажаев, в конце концов побеждает обстоятельства и становится крупным ученым по мерзлотоведению. Он, как и писатель, «пронес через все эти испытания глубокую, непоколебимую веру в Советскую власть, в социализм, в правоту наших идей» (эта цитата из предисловия Симонова 1966 г., и с ней нельзя не согласиться). Но культ личности он осуждает. Размышляя о статье Радека в новогоднем номере «Правды» 1934г. под названием «Зодчий социалистического общества» (посвященной, естественно, И. В. Сталину), Митя приходит к выводу: «Лесть доведена в ней до грани, после которой только пародия или карикатура». Вполне возможно, здесь-то и кроются мотивы сфабрикованного против Ажаева дела.

До прочтения «Вагона» казалось, что роман «Далеко от Москвы» написан вполправды, а полная правда будет сказана в последнем произведении Ажаева. Ожидания, к счастью, не оправдались. Пристальное чтение «Вагона» помогло понять, что тема Ажаева — не обличение режима, а исполненная оптимизма вера в человеческие возможности. Человек Преодолевающий — таков герой обоих романов Ажаева. Конечно, на фоне лагерной прозы Шаламова и Солженицына «Вагон» прошел почти незамеченным. В сознании читателей Василий Ажаев по-прежнему остается автором одного романа «Далеко от Москвы».

Еще раз окинем взглядом роман «Далеко от Москвы». По тематике это образцовый производственный роман. Три богатыря. Три руководителя строительства — Батманов, Беридзе и Залкинд — решают почти невыполнимую задачу: построить нефтепровод не в 3 года, а за один год, причем строить зимой. Техническая сторона дела описана очень четко, ведь Ажаев профессионально разбирался во всех этих стыках, лепестковых муфтах, передвижных электростанциях, трактах и автоколоннах, в проблемах сварки при низких температурах и т. п. Пафос индустриализации, покорения природы — сквозная линия романа, и она подтверждает типовую принадлежность его к социалистическому реализму.

Однако преобладают все-таки черты именно ажаевского стиля. Во-первых, это разнообразие человеческих характеров, населяющих роман. Не только Батманов, Беридзе Залкинд, но и Таня Васильченко, Умара Магомет и еще десятки персонажей выписаны не только с любовью, но тонким психологизмом. Во-вторых, это добрая улыбка, создающая особенный свет внутри ажаевского текста. Диалоги героев полны взаимного подтрунивания, иронии и самоиронии. В главе «Как они распределили обязанности» строители с юмором говорят о своей работе, а парторг даже позволяет себе такую реплику: «Мое дело и того проще... с людьми разговаривать, развлекать их понемножку, чтоб не скучали». А смешные речи сварщика Умары Магомета сделали его чуть ли не самым популярным действующим лицом романа. В-третьих, это своеобразный литературоцентризм Ажаева и его героев. Пушкин, Толстой, Маяковский, Горький — постоянные собеседники и помощники тружеников тайги, порою с классиками и спорят. Иногда на страницах романа развертываются литературные дискуссии. В главе «Двое на лыжах» Беридзе и Ковшов рассуждают о литературе и жизни. Из монолога главного инженера:

— Недавно я прочитал кое-какие книжки здешних писателей. Можешь себе представить, почти в каждой умильное воспевание тайги! ...Обо всем этом в свое время здорово написал Арсеньев, — зачем же его повторять? ...А мы с тобой годимся в герои романа?

— Не знаю, годимся ли именно мы. Но убежден, что наш нефтепровод — куда более достойный объект для литературы, чем все прелести первобытной тайги... По-моему, литература, когда в ней одни птицы и растения, а человека нет, — это не литература, это фенология в стихах и в прозе!

Даже с позиций сегодняшнего дня трудно упрекнуть Василия Ажаева в моделировании персонажей согласно нормативной поэтике социалистического реализма, настолько это живые люди. Кстати, они еще и патриоты далекого от Москвы края. «Человек, охаявший Новинск и удирающий с Дальнего Востока, — мой личный враг», — говорит мудрый Залкинд инженеру Ковшову. Но писатель Ажаев все же вернулся в Москву, в Москву, в Москву.

Выражаем благодарность Хабаровскому краеведческому музею им. Н. И. Гродекова и Кларе Николаевне Зиловой за предоставленные материалы.

Валентина КАТЕРИНИЧ, кандидат филологических наук
Рисунок и фоторепродукции Николая ХОЛОДКА